
Добраться до Арпачёва, где сохранился один из шедевров Николая Львова — церковь Казанской иконы Божией Матери (1783–1791) не очень-то просто. От Торжка на машине сначала в Никольское-Черенчицы — родовое поместье великого русского дилетанта, потом еще немного в селение, когда-то принадлежавшее его дядьям. Дорога частью «с твердым покрытием», то есть не асфальтированная, местами с колдобинами. Но удовольствие побывать в этих местах стоит и больших испытаний.

Казалось бы, мы все про такую архитектуру понимаем: русское палладианство, симметрия, стремящаяся к центрической, в плане, большой купол, термальные (по образцу тех, что в термах Диоклетиана) окна, два дорических портика. Но загадок здесь на самом деле много.
Кажется, мы привыкли принимать как данность и в принципе не задумываемся о том, почему во многих своих сакральных сооружениях Львов использует облик палладиевых вилл? Ведь у великого итальянца храмы выглядят иначе, с гражданскими постройками их не спутаешь. А подобные формы и у Палладио, и у Скамоцци изначально предназначались для casa del padrone — центральных объемов сельскохозяйственных поместий на терраферме, то есть на принадлежащей Венеции «твердой земле».
Но еще интереснее контраст между «светским» внешним видом церкви в Арпачёве и экзальтированной программой ее внутреннего оформления.
Есть известное, датированное 17 августа 1791 г. письмо Николая Львова Петру Лукичу Вельяминову, члену львовско-державинского кружка. Его можно читать двояко — и как подведение итога дружеского спора об уместности в классицистической постройке алтаря, оформленного, судя по описанию, во вкусе рококо, и одновременно как выражение скрытых подтекстов, отражающих общие, хотя и не обсуждаемые открыто, духовные устремления эпохи. Эту тему, как правило, наиболее явно озвучивали масоны, однако в принципе в высших слоях общества к ней были небезразличны все.
Сам Николай Львов в ложу, по-видимому, никогда не вступал, по крайней мере крупнейший специалист по истории русского масонства Андрей Иванович Серков никаких свидетельств его принадлежности к «братьям» не нашел. Однако мысли о том, как обрести жизнь вечную с гарантиями большими, чем церковь дает своим обычным прихожанам, и о своего рода историческом развитии веры от Ветхого Завета к Новому, а там и к Страшному Суду и тому, что за ним последует, были, очевидно неизбежны в думах образованного сословия.
Вспомним известную надпись В. И. Баженова на чертеже фасада Михайловского замка в Гатчине, выполненном Миллером в 1792 г.:
«Под церковию в рюстике должно быть фигурам Моисею и Арону, ибо рюстической закон прошел, а в новой Благодати, должно быть камню, или Петру с Павлом, что и означено у алтаря наружной церкви…»
Следы этого интереса и переписки мы и можем увидеть в письме, где и отправитель, и адресат явно понимают скрытые смыслы простого на первый взгляд повествования:
«Чур не отпираться! Ты сказал мне однажды и мимоходом, увидя, что я чертил иконостас арпачевской церкви из зелени, без столбов, без карниза: „Как тебе, братец! нестыдно мешать такую дрянь с важною архитектурою твоей церкви?“ Я промолчал вопреки моему обычаю, а сделал иконостас по-своему. Пальмы у меня поддерживают из их же ветвей сплетенную сквозную решетку, которая от оглашенных заграждает престол Бога мира; несколько херувимов и с ваиями (пальмовыми листьями — С. К,) переплетенное их орудие защищают оный от рук недостойных, дозволяя, однако, глазу прелестию святыни приводить души их к покаянию»
Пальмы — известный атрибут Ветхозаветного Храма, можно сказать, один из его символов. Испанский монах, потомок сефардов Хуан Батиста Вилляльпандо на рубеже XVI–XVII веков даже ордер специальный придумал, где вместо аканфа в коринфской капители под триглифно-метопным фризом как самом красивом, элегантном и единственно достойном столь важного сооружения, применены пальмовые листья и плоды. А решетка, ограждающая престол от оглашенных — не аллюзия ли это на священнические комнаты в проекте пророка Иезекииля, своего рода сакральные шлюзы, защищающие священнослужителей в ритуальных одеждах от случайных касаний профанной толпы?
Гравюра с ордером Соломонова Храма из издания: Chapter by Villalpando, Parallel title: Capital to Villalpand, Signed: J. G. Pintz sculps, copperplate, plate CCCCXLIV, Füssli, Johann Melchior; Pinz, Johann Georg (sculps.), 1731, Johann Jakob Scheuchzer: Kupfer-Bibel (…). Augspurg und Ulm: gedruckt bey Christian Ulrich Wagner, 1731-1735
Иез.40:16. Решетчатые окна были и в боковых комнатах и в столбах их, внутрь ворот кругом, также и в притворах окна были кругом на внутреннюю сторону, и на столбах — пальмы.
Еще одна отсылка к ветхозаветной тематике в письме:
«Вчера церковь нашу освятили, и мы все были „под сению Авраамлею, истинного Бога славяще“, по словам одного священнослужителя, который, освящая церковь, так на всенощной оную уподобил»
Наконец, быть может самое главное у Львова:
«Прибавь к сему чувство благоговения и святыни, а к ним, хотя и непарно, удовольствие строителя, увидевшего счастливый конец труда своего и с семьею многочисленною благодарящего за то Бога помощника в полном удостоверении, что в новопостроенном Ему на осьми саженях храме помещается во всей вселенной Невместимый»
«Помещается Невместимый». Это очевидная отсылка к теме шехины (шхины) в Ветхом Завете, к главному призванию Скинии Моисеевой и Соломонова Храма — быть вратами, сакрально чистым пространством, через которое Слава Господня являет себя в тварном, материальном, говоря современном языком, мире. Создавать такие пространства и есть высшее призвание зодчего согласно представлениям той эпохи, является ли он вольным каменщиком или нет.
Итак, вид творения Львова, обращенный вовне, согласно его представлениям и не должен акцентировать тему церковного здания. Здесь Николай Александрович, скорее всего, был солидарен с Баженовым, высказавшим на церемонии закладки Кремлевского дворца и для сегодняшнего дня актуальную мысль:
«Некоторые думают, то, что и Архитектура как одежда входит и выходит из моды; но как Логика, Физика и Математика не подвержены моде, так и Архитектура; ибо она подвержена основательным правилам, а не моде».
Основательные правила универсальны, для усадьбы (виллы) и храма, для Палладио, Баженова и Львова. А вот внутри здания, как и во внутреннем мире человека, могут кипеть страсти, рождаться возвышенные мысли, а также пламенеть экзальтация религиозных чувств.
Литература:
Львов Н. А. Избранные сочинения / Прсдисл. Д. С. Лихачева. Вступ. ст., сост., подгот. текста и коммент. К Ю. Лаппо-Данилевского. Перечень архитектурных работ Н. А. Львова А. В. Та¬таринова. — Кёльн; Веймар; Вена; Бёлау; СПб.: Пушкинский Дом, РХГИ, Акрополь, 1994. С. 339-340.
Михайловский замок 2000: Михайловский замок. Замысел и воплощение. В сб.: Михайловский замок. Замысел и воплощение. Каталог. СПб.: Palace Editions, 2000, С. 54–55.
Сумароков А. П. Полное собрание всех сочинений, в стихах и прозе, Покойнаго действительнаго статскаго советника, ордена св. Анны кавалера и Лейпцигскаго ученаго собрания члена, Александра Петровича Сумарокова. Собраны и изданы в удовольствие любителей российской учености Николаем Новиковым, членом Вольнаго Российскаго собрания при Имп. Московском университете Ч. 2. М, Университетская типография у Н. Новикова [б. и.], 1781. С. 332–333.
Фотографии С. Кавтарадзе.
Проектные чертежи выполнены специалистами фирмы «Тверьпроектреставрация» и опубликованы на сайте https://hram-tver.ru/index.php/khramy-tverskoj-oblasti/torzhokskij-rajon/1655-arpachevo-kazanskoj-ikony-bozhiej-materi-tserkov