Бурана, башня дочери хана
Легенда
Когда-то, многие сотни лет назад, на территории нынешнего Казахстана простиралось древнее государство Карахнидов — одна из самых древних империй тюркского народа. В центре её карт лежал Баласагун — столица каганата, пока спустя столетия город и империя не пали перед лицом более могущественных врагов. Это все — малоизвестная история, но все еще не легенда. Легенда — то, что начинается позднее.
На закате империи жил могущественный хан, правивший Баласагуном. И родилась у хана дочь — прекрасная, как горный цветок. Хан опасался, как бы ни пришлось платить за её диковинную красоту чем-то старухе-судьбе, и оттого созвал к своему двору людей знающих, чтобы они ему ответили. Звездочеты и мудрецы не гневили хана лишний раз; наперебой сулили ей пророчества о счастливом будущем, богатстве и замужестве. Но последний, самый старый аксакал, опустил глаза.
— Говори! — приказал хан. — Великий хан, — прошептал старик, — дочь твоя будет светить миру, как луна. Но в день ее шестнадцатилетия ее погубит укус каракурта. Хан рассвирепел, но страх оказался сильнее гнева. Он приказал построить башню такой высоты, какой еще не видел свет — неприступный минарет, куда не сможет пробраться ни одно живое существо с земли.
Лучшие мастера возвели башню до самого неба — а в комнате на вершине хан запер свою дочь. Он сам приносил ей еду и воду в запечатанных кувшинах, проверяя каждый фрукт, каждый кусок лепешки. Девушка росла в одиночестве, видя мир лишь из высокого окна — бескрайнюю степь и далекие снежные шапки Ала-Тоо.
Наступил день ее шестнадцатилетия, и тревожное сердце отца ликовало. Он лично поднялся на башню, неся в руках блюдо спелого винограда — первый подарок ко взрослой жизни.
— Отец, ты победил судьбу! — воскликнула дочь, обнимая его. Хан лишь хитро улыбался, скрывая в улыбке свое облегчение — он знал, что судьбу победить невозможно, но судьбу все еще можно было попытаться перехитрить.
Девушка взяла с блюда самую крупную, самую темную виноградину. И вскрикнула. Маленький, черный каракурт на секунду замер, прежде чем укусить её за руку — будто вглядываясь в побелевшие от ужаса лица отца и дочери. Слуги не заметили; он долго ждал своего часа. Яд подействовал мгновенно.
Обуреваемый горем, хан ударил кулаком по каменной стене башни — и вершина минарета с грохотом обрушилась, погребая под собой верхние этажи, мертвую несчастную девушку и обезумевшего от горя правителя.
Порой до сих пор в стенах башни ночами блуждает ветер; вой еще скорбнее, чем обычно, то на высокий и звонкий, то на низкий и глубокий лад.
Оплакивает ли свою потерянную империю и дочь горделивый хан, не сумевший обмануть судьбу? Печалится ли дочь о том, что так и не ступила на землю родных степей? А может, это просто ветер — до сих пор ждет её, блуждая среди оставленных каменных идолов предков?…
Очерк
В Чуйской долине, плоской, как стол, башня Бурана — единственная высота кроме гор на многие километры, оставленная шрамом на ландшафте. Это всё, что осталось от Баласагуна — огромной, кипящей столицы, поглощенной степью.
Легенда о принцессе и пауке дает башне человеческую трагедию. Она превращает ее в тюрьму, в символ тщетной борьбы с судьбой. Это красивая, горькая сказка, но реальность, как и обычно, гораздо хитрее и прозаичнее.
Это был минарет; вертикаль, с которой муэдзин созывал на молитву тысячи людей. Это был шумный, живущий тюркский средневековый город. Некогда центр жизни, торговли и власти, теперь окружена только ветром и пылью. Легенда о принцессе, запертой в башне, — это метафора самой башни, запертой в пустой степи, единственной выжившей из целого города.
Ее истинная функция — быть мемориалом, молчаливым свидетельством. Она — единственный выживший, который помнит, как здесь, у ее подножия, шумели базары, строились дворцы и плелись интриги Великого Шелкового пути.
У ее ног молча стоит армия. Сотни балбалов — каменных символов предков свезенных со всей степи наподобие каменного сада. Они старше башни, еще древнее; не даром они смотрят на восток, мимо башни, сквозь время.
Поездка к Буране — это не про подъем наверх. Это про то, чтобы стоять внизу, между сломанным минаретом и каменной армией, и физически ощущать вес исчезнувшей империи, которую они молча охраняют.
