Как один человек пытается завести район и сделать его модным
Как один человек пытается завести район и сделать его модным и востребованным
Если у любого встречного спросить про самый модный района Москвы, то с большей вероятностью в ответ прозвучит: «Патрики» или же «Патриаршие». Слава из трёх улиц вдоль и двух поперёк вышла далеко за пределы столицы, став всенародным феноменом. Найдётся небольшая часть тех, кто так же скажет про пруды, но только Чистые, подразумевая другую атмосферу и публику, предпочитающую блюз по вечерам и книги Владимира Набокова.
Но недалеко от Чистых прудов есть не туристический район Ивановская горка, который пытаются завести, превратив его в новый модный гастрономический кластер. Исторический уголок Москвы, где переплетаются старая архитектура, узкие улочки с купеческими домами и тишина, нехарактерная для центра столицы.
Однако сегодняшний облик местности резонирует с ситуацией в конце XIX — начала XX века, когда одна из частей Ивановской горки—а именно Хитровка, была криминальным местом с сомнительной публикой «Сброд и рабочий люд собирались в „Пересыльном“, нищие и мелкие воры — в „Сибири“, а беглые, разбойники и „коты“ со своими сюжетами — в „Каторге“», — пишет Владимир Гиляровский в своей книге «Москва и москвичи».
Взгляд местного жителя на район Ивановской Горки интересно узнать через мнение Сергея Шутова, который является коренным москвичом, живущим в центре столицы всю свою жизнь.
Сергей Шутов — это не только выдающийся художник, но и первопроходец в области русского видео-арта, мультимедиа, клубной культуры и виджейства.
Фото: ГУМ-Red-Line
Сергей: «Самое долгое время я жил на Малой Бронной, и она потихоньку сужалась, потому что расширялась Тверская. Стрельба, девушки и так далее, и так далее. Я почувствовал угрозу своему тихому московскому существованию и свалил с Патриков на Чистые. Как сегодня мы видим, я правильно сделал! Мои знакомые плачут, поглядывая из занавесок на эти улицы. Я подумал, что там пруды, сям пруды. Должно быть, конечно, пруд — прекрасен, но еще надо жить наверху. Самое высокое место в центре в Бобровом переулке. Эта гора стала привлекательным местом для художников. В общем, они всегда стремились наверх, и я так считаю тоже, что надо жить на горе. Просто воздух почище чуть-чуть. И как я себя чувствую? Как дома. Я же такой не очень серьёзный путешественник, чтобы знать Париж так, как я знаю Садовое кольцо или не говоря уже Бульварное».
Ангелина: «Получается, что место проживания очень важно для творческого человека?»
Сергей: «Ох, я даже не знаю какую часть здесь играет творчество и есть ли оно тут. Но чувствительность играет свою роль. Наверное, у каких-нибудь поэтов это происходит трогательнее, чем у староверов».
Ангелина: «Такое мнение, то что Ивановская горка — это очень тихий район, и его надо как-то расшевелить. Сейчас там появляются всеразличные кафе, рестораны для молодёжи».
Сергей: «Вот кафе и рестораны для молодёжи. Можете себе представить, сколько местных в этих кафе и ресторанах сидит в данный момент? Поэтому это вот „тихое место надо расшевелить“. Нет, нет, нет, дорогие друзья, тихое место, не надо шевелить. При этом я как-то смиряюсь. Я же от движа убежал с Патриков. Нафиг это надо, как там жить можно, я не понимаю. Так и здесь начинается то же самое, но очевидно, это неизбежно.
Я сформулировал, что я ожидаю от Ивановской горки. Кинуть подстилку на травку, лечь и закрыть глаза.
Поэтому это вот «тихое место надо расшевелить». Нет, нет, нет, дорогие друзья, тихое место, не надо шевелить.
Сегодня район находится на этапе возрождения. Здесь открываются концептуальные рестораны, создавая контраст с суетливой и показной атмосферой Патриков. Ивановская горка привлекает москвичей, которые любят настоящую Москву, кто ищет тихую альтернативу популярным местам, предпочитая неспешность и уединённый отдых.
Но всегда находятся революционеры, которые готовы изменить ситуацию изнутри, превратив спокойный московский район во что-то сумасшедше и неожиданное.
И вот на арене появляется Никита Фомкин — не сумасшедший одиночка, а человек, который сделал так много шума в районе Ивановской горки. Для себя здесь можно открыть его неформальные заведения, которые балансируют между модой и традицией, прячась за фасадами бывших особняков.
Пятница, 15:00 по московскому. Место встречи — «Сюр». Внутри уже ждал Никита Фомкин, король Китай-города по версии «Москвич mag» и Ивановской горки в частности.
Никита — молодой энергичный парень, сооснователь и владелец заведений, как «Сюр Бар», «Ясно», «Аренда», «Винфак», «Интеллигенция», «Лузер», «Трикки» — всего не перечислить. Он раскачивает район, пытаясь превратить его в новую гастрономическую точку столицы.
Никита был найден на одном из винтажных кресел, ведя деловую переписку. Он выглядел уверенно и расслаблено. Монохромный лук street stylе, свойственный милениалу: рубашка на выпуск, прямые брюки, стильные кроссовки и широкая улыбка.
Фото: @sur.moscow
Никита: «Привет! Чай, кофе, воду с лимоном?»
Ангелина: (застенчиво): «Привет! Спасибо большое, ничего не надо».
Никита: «Окей, тогда воды. (Смеётся) Гриша, стакан воды!»
Внутри встретила приятная атмосфера, созданная за счёт интерьера и настроения: картинами современных художников, граффити, музыкой.
Удобно расположились за длинным столом под светом красного неона.
Ангелина: «Начнём! Главное правило хорошего ресторана — это место, люди и то, что ты делаешь. Насколько долгим был преодоленный путь для того, чтобы все звезды сошлись?»
Никита: «Мы с самого начала делали комьюнити. Мы выстраивали такую политику, что мы обычные ребята со двора, у которых получилось что-то открыть. (Улыбается) Сейчас это уже, конечно, нельзя. Ресторан такой не делают. Мы начали выходить за ресторанные рамки, лезть в политику, в жизнь, говорить свои ценности какие-то, а не только про еду. Вот и поэтому люди нас сразу полюбили и стали к нам тянуться. Почти пять лет летом будет „Сюру“, а все мои заведения посещает эта же публика, наверное невоспитанная просто, которая нас полюбила. Вот ходит до сих пор…»
Ангелина: «Не казалось ли тебе, что Ивановская горка может быть слишком закрытым местом для широкого потока посетителей? Ведь здесь практически нет жилищного фонда, и нигде нет парковок, например, возле „Винфака“».
Никита: «Да я сам москвич! (Никита взрывается) Например, когда я гулял по Ивановской горке, мне наоборот казалось, как в таком шикарном месте, в таком спокойном от больших дорог, нету жизни? Те, москвичи в старом ходе, это еще некоторые старые богатые москвичи. С одной стороны, вот если я был богатым москвичом (Никита закатил глаза), то был бы так рад, что рядом со мной что-то открылось, где можно просто зайти перекусить. Для них же это, наоборот, вышло проблемой. Города меняются, это нормально. Например, улица Забелина раньше тоже была занюханая, а сейчас какая! Или Покровка, тоже никому не нужная, бандитская. Поэтому наоборот здорово, что в Москве происходит джентрификация».
У интеллигентных людей принято ругать Патрики точно так же, как раньше ругали старый Арбат, который переделали в туристической улицу. Люди, прожившие всю жизнь в староарбатских переулках говорят, что сейчас это улица какая угодно, но она не имеет отношение к духу старого Арбата той старой Москвы, абсолютный туристический жупел. Тоже самое произошло с Патриаршими. Неужели Никита, тонкий московский парень, хочет сделать из этого чудесного домашнего района что-то типовое, похожее на европейскую улицу.
Ангелина: «Игорь Шулинский считает, что ты делаешь питерские заведения в Москве. Как ты относишься к этому высказыванию?»
Никита: «Ну это для каждого своё! (Ухмыльнулся) потому что кто-то приходит и говорит „О, это берлинское“, а кто-то говорит „О, это как в Тбилиси“, а кто-то говорит „О, да это же Будапешт“, а кому-то это родная Литва, Рига. А это не питерские, это просто среднеевропейское заведение, которых Москве так долго не хватало. Москва же тоже европейская столица».
Ангелина:«Поэтому у вас все заведения dog-friendly, как символ европеизации?»
Никита: «Да, конечно! Мы dog-friendly во всех моих заведениях. Собачье комьюнити тоже существует. Если кому-то это не нравится, пошли они просто нах…нахер. (Замялся) Хотел сказать на **й. Ладно, пошли они на **й! (Сказал резво) Мы знаем своего гостя. Наш гость — это мы сами. Мы любим собак. Кошек, кстати, тоже»!
Ангелина: «Знаю, что ты сам организовываешь дизайн пространств во всех своих заведениях. Как удаётся из множества объявлений на Авито создавать органичный интерьер?»
Никита: «Это больше необходимость, чем моё большое желание так делать, так всё-таки намного дешевле. Если бы я мог заказывать всё такое у дизайнеров, я лучше бы это сделал, чем на Авито». (Смеётся)
Ангелина: «А сколько времени обычно длятся поиски?»
Никита: «Я до сих пор в поиске постоянно. У меня, знаешь, ежедневно инстаграм, телеграм, ватсап и авито. (Рассказывает улыбаясь) Все равно всё там смотрю, что вылазит, начиная от места ресторана, заканчивая столами какими-то и лампами. (Смеётся) Ну просто все, что выскакивает».
Ангелина: «Есть детали или элементы в интерьерах, которые несут личную историю?»
Никита: «У меня в каждом заведении, вообще не бывает исключений, я что-то приношу из дома или дачи. В „Сюре“ это кресла и лампы итальянские с моей дачи. В „Аренде“ люстры из дома. Вот сейчас „Лузер“ открыл, там зеркало домашнее бабушкино. В „Ясно“ часы и картины, а в „Интеллигенции“, честно говоря, забыл, но там тоже что-то было из дома. Вот так вот каждый раз, вещи разбазариваю, как наркоман обношу дом свой!»
Никита пропагандируют «новую бедность», которая противопоставлена роскоши Патриарших. Он пытается доказать, что за очень небольшие деньги можно создать ресторан: здесь висит бабушкин ковёр, рядом стоит дедушкин стул с приделанный ножкой и получается средний интерьер московского, а для кого-то тбилисского дворика. Он же и является своеобразным фейсконтролем, который отпугивает чопорную публику, характерную для Патриарших. Это не интерьер для показа себя, он для того, чтобы проводить время, наслаждаться общением и едой.
Ангелина: «Какие блюда больше всего предпочитают москвичи? Основные мастхэвы».
Никита: «Ой, очень разные москвичи ходят в разные мои заведения, поэтому так сложно сказать. Например, в „Сюре“ люди такие, вот что мы только ни делаем, обожают всё не хелси. Наоборот, всё хлебное. Наши гриль-чизы и картошка масляная бьют всё равно все рекорды, как бы мы не пытались сделать стейк или рыбу на пару. А, допустим, в ресторане, как „Интеллигенция“, люди, наоборот, предпочитают здоровую пищу и салаты. Поэтому нет такого. Москвич всеяден»! (Смеётся)
Ангелина: «Должен ли на рынке присутствовать антагонизм, конкуренция между несколькими игроками, чтобы он оставался интересным и динамичным?»
Никита: «Да, конечно. Конкуренция — это здорово. Я наоборот, как только где-то открываюсь, пытаюсь чтобы рядом открылся еще кто-то дружественный. Это прекрасно. Сейчас во время Инстаграма люди друг друга дополняют, и кластерам легче сожительствовать, легче привлекать кого-то, потому что еще существует такое понятие как „бар-хоппинг“. В одном месте выпили, в другом поели, в следующий раз наоборот».
Никита сказал, что важно ходить в разные заведения, поэтому двигаемся дальше по Большому Трёхсвятительскому, в ещё одно заведение Фомкина, в знаменитую «Аренду», расположенную в особняке XIX века.
Ангелина: «Все люди хотят быть успешными, как и гастрономические районы. Есть ли опасение, что в погоне за успехом, район, который мог быть местом для художников и творческих людей, превратится в место для напущенных гуляк как Патриаршие?»
Никита уточняет: «Это ты Ивановскую горку имеешь ввиду, да?»
Ангелина: «Да, так точно»! (Кивает головой)
Никита: «Она всегда такой была. Просто Покровка, Ивановская Горка, это — сосредоточение прогрессивной молодежи, и это классная, красивая Москва. А Патрики — это, например, для меня наоборот, говно на палке какое-то, совершенно не моя Москва. Гуляки — это прекрасно. Вот у нас здесь вокруг все гуляют, но это стильно, молодежно. Поэтому оно (место) уже давно такое».
Идём вниз по переулку. Резкий спуск с горы, кривые улочки, будто находимся в Сан-Франциско.
Никита: (поворачивается и поднимает голову): «Московскость — это свобода, это европейские ценности, это блат, (смеётся, расплываясь в улыбке) А блат разный, начиная от проходок на какие-то мероприятия, и приглашения до званых ужинов. Московскость — это любовь к своему городу в историческом ключе, уважение его центра, его купечества. Это любовь к тем же самым, ладно, (кивнул головой) патриаршем дневным, к пруду я имею в виду, или к улицам Ивановской горки, или к Замоскворечью, и нелюбовь, но принятию Москва-Сити и пробок в Химки» (смеёмся).
Ангелина: «Как тебе все удается? Ты такой фартовый».
Никита: : «Ну не всё. Вот „Ясно“ например, на втором этаже над „Сюром“ пытался превратить в историю c креветками и шампанским. Ну не получилось, вообще из этого не получилось ничего, да… Когда мы начали это делать началось СВО. Понятно было, что мы не знаем, что будет завтра, и просто обрезали бюджет, за 100 тысяч накупили на Авито мебели и вместо хорошей кухни что попало сделали. Так вышло… (С грустью в глазах) Еще одна жертва нынешней обстановки…»
Подходим к старому одноэтажному особняку с жёлтому потёртым фасадом. То ли реклама с надписью «Аренда» на стёклах, то ли просто информация, но я-то знаю, что это название.
Ангелина: «Никит, не кажется ли тебе что это очень похожа на объявление о сдаче помещения в наем? Уж совсем как-то простенько. Сплошная провокацией для людей, которые хотят арендовать метры в центре Москвы. Звонили с вопросами по этому поводу?»
Никита: (улыбается): «А понятия не имею, потому что там левый номер, не настоящий.Даже если кто-то и будет звонить, там будет вечный абонент! (Смеётся.)»
Никита: (открывает двери): «Залетай!»
Пространство в центре Москвы — ещё одно место, которое создал Никита Фомкин со своим партнёром Эдуардом Оганесяном, режиссером сериала «Чики».
Попадая внутрь, создается впечатление, что зашел в гости, но никак в заведение. Интерьеры похожи на старые московские квартиры. Тут уживается дореволюционный паркет, который повидал три столетия — от дам в кринолинах до новых пар кроссовок Balenciaga. А вот и физалис в хрустальной вазе, как дома у бабушки, вместе с вязаными ковриками на венских стульях. Здесь антуражно всё: начиная от абажуров-одуванчиков, рассеивающих приглушённый свет красного оттенка и заканчивая приборами из советской нержавейки с клеймом, знакомым всем, чей год рождения не превышает 91.
Длинный коридор, выкрашенный в темно-синюю краску с множеством зеркал на стенах, создает ощущение, будто попадаешь в зазеркалье, отрываясь от привычного мира гастрономических заведений. Паста, хачапури, настойки, хинкали, эклеры — непохожее друг на друга меню скрывается в комнатах за каждой деревянной дверью.
Что касается пасты, то именно она является флагманом, на любой вкус, цвет и размер. Вместе с ней так же славятся хинкали и хачапури. Предвкушение пасты, на удивление, обломалось об полную посадку в зале. Знаменитую пасту, о которой говорили все мои друзья, так и не отведала, но зато съела грузинское хинкали. Не стоит наивно ждать официанта, бегущего с меню и бутылкой воды. Система такая, идешь к меню, которое лежит за баром, выбираешь, оплачиваешь. Взамен трекер, который оповестит о готовности. 10 минут ожидания и на стойке передо мной та самая, идеальная форма лодочки. С хрустом отламываешь кусок, как полагается, руками, и макаешь в расплавленный сыр, который тянется вслед за рукой. Одно удовольствие!
Никита: (неожиданно появился сзади): «Как, вкусно? Давай я тебе всё расскажу! Этот особняк принадлежал Глебовым, потом они его продали богатеям напротив, Морозовым. Он был меценатом. И Морозов, между прочим, отдал это здание каким-то людям, как Навальным своего времени. Здесь печатались всякие антигосударственные вещи.
Мы с Эдиком, взяли это место когда оно пустовало лет 10, наверное. А до этого тут, как революция началась, был отдел кадров завода ВНИИРТе. Вообще, говорят, здесь во дворе расстреливали. Притом, мне как раз Игорь Шулинский это рассказал. Он же жил здесь в доме напротив.
Говорят, что это было очень кровавое место, потому что здесь правда расстреливали в 1917 году».
Никита (продолжает): «В 2022 году, когда начали все делать, мы не знали, что будет завтра. Поэтому в этом особняке 14 разных проектов, так как всем вместе намного удобнее делать ремонт, вскладчину, это дешевле получается. Поэтому мы насували наших друзей. Я насувал своих друзей из „Сюра“, моих компаньонов. (Улыбнулся). У них виниловый магазин, у Клёса был вот этот кабинетик шикарный, который он пересдал. (указывает на дверь). У меня был паста-бар. Сюда я позвал Эдика, с кем мы, в принципе, это всё и делали. Парням с магазинчиком одежды просто повезло на входе. Кстати, там кто только не менялся, даже была моя бывшая девочка, одна из!».
Никита (завернул направо в тёмный коридор): «Вот этого входа никогда не было, вообще коридора здесь не было. Сейчас, где мы с тобой стоим, был камин. (сказал, указывая на пол) Вот видно даже, что он был квадратный. Раньше все сюда заходили через анфиладу».
Никита (Подойдя к «Квартире 37»): «Вот, пока делали ремонт, нашёлся офигенный двухсотлетний дубовый пол почти во всех комнатах, кроме моей».
А вот в «Пасте», смотри, линолеум (указывает на единственный линолеум) Здесь я пол оставил, потому что, во время того, как мы делали ремонт был суд у Навального, я увидел, что в исправительной колонии был точно такой же линолеум, и я такой: «б**, оставляем»!»
Никита уточняет у Эдуарда, стоящего за стойкой
Никита: «Эдик, сколько было линолеумов под полом?»
Эдуард(резво): «Четыре»
Никита: «Четыре слоя линолеума. Под ними был прекраснейший пол, который только нужно было вернуть, восстановить».
Никита: продолжает: «Вот, а наша задача с Эдиком была убрать все советское говно, максимально, и вернуть этому зданию прежние формы. Как раз здесь это хорошо видно, как были следы от стены. (Указывает на потолок c выемками в „Чайной“) Тут была плацкартная система. Одна дверь, одно окно — одна дверь, одно окно. Просто ужасная коридорная» (Смеётся.)
Никита ведёт дальше, спускаясь по лестнице вниз
Никита: «Там лежала куча лестниц на входе, и мы их разломали, под ними нашли огромные дореволюционные глыбы, которые 10 человек только смогли поднять, и сделали обратно лестницу».
Ангелина: «Что ещё осталось здесь оригинального?»
Никита: «Это вот эти плиты, которые раньше использовались в таких домах, натуральный какой-то гранит. За эти годы, которые были, всё сильно поменялось в здании, когда из жилого дома он превратился в отдел кадров».
Спустились вниз, где окутывает характерная для подвала, лёгкая влажность
Никита: «Вот это самая старая часть здания. Она сейчас скрыта. Здесь вообще рюмочная у Эдика. Тут у нас девчонки занимаются тарелками (жестикулирует рукой)». Там у нас устрицы с вином (указывает на право), а здесь как раз-таки тарелки с разными названиями. Кстати, очень крутая идея для подарка. Можно прийти, выбрать какую-нибудь надпись, заказать, и ее потом в коробке от пиццы дают».
Никита:(берёт меня за руку чтобы было удобней): «Погнали наверх!» (Поднимаемся по ступенькам.)
Вновь оказываемся в паста-баре, заведении Никиты
Никита: «Здесь когда-то на месте моего паста-бара, был зимний сад, притом очень клёвый. Выход в него там, где сейчас картина (указывает на картину, висящую по центу). Там находился выход из зимнего сада на большой балкон, из этого балкона раньше виден был Кремль. Но потом построили здание, которое его загораживает. Сейчас это агентство по делам молодежи. Клёвые ребята».
Никита: (задумался) «У меня здесь ещё клёвая вот эта картина с жопами, это Александр Седов, если не забыл. Это был старый мужик советской закалки, который всю жизнь соцреализм рисовал. Но эту картину он нарисовал, когда совок уже почти рухнул, там, в конце 80-х, когда гласность появилась, и нарисовал сразу жопу. А до этого в советское время… Ну, знаешь, картины дурацкие, рабочий и колхозница, там всё такое».
Ангелина: «Конечно. Да, всё строго показательное».
Никита: (смотрит на картину): «Ну да. Кстати, это украинские девчонки. Поэтому они такие ух! Вот там третья снизу, чернявая такая».
Никита затормозил и посмотрел на потолок
Никита: «O, люстру сюда из дома я взял». (Смеётся)
Переместились за большой стол в «Квартиру 37»
Ангелина: «Аренду смело можно назвать одним из первых интерактивных заведений в Москве. Что появилось первым: идея или выбор помещения, вокруг которого сформировалась концепция?»
Никита: «Нет, появилось помещение. Сначала появилось помещение, и было сразу понимание, что здесь делать, потому что в Питере было офигенное место, которое уничтожили, „Голицын Лофт“ называется. И там, мне очень понравилось. Было 5 этажей, комнат 20 на каждом, и в каждой комнате была какая-то штука: кто делал какую-то лапшу, кто делал бар, кто какую-то чайную, кто вообще хер знает, чем занимался, чем-то незаконным, мне кажется (смеётся). Можно было зайти на целый день и тусить между этих кабинетов. И мы здесь примерно то же самое решили сделать. Даже на днях слышал, зашли ребята и говорят: „о, это как в Питере!“».
Ангелина: «Уже прошло два года, как ты открылся. Насколько можно оценить успешность заведения? Получилось так, как ты хотел, или еще лучше?»
Никита: «Хочу продать его. Ха-ха-ха. (Смеётся). Прошло два года, я сейчас выставил его на продажу».
Ангелина: «Ах**ть… Вот неожиданный поворот».
Никита:«Ну да, все уже свое отработало, мне больше уже не интересно».
Говорят, что Никита Фомкин продает «Аренду». Удивительно, почему такое координатное решение для давольно успешного бизнеса? Кажется, что в «Аренде» есть все, чтобы поддерживать интерес публики — уникальная концепция, атмосфера, вкусная еда, постоянные посетители. Возможно Никита перерос свою политику, устав делать интерьеры «из бабушкиного сундучка». Это видно по стилю новых заведений, таких как «Трикки» и «Лузер» отходящих от привычного флёра ресторанов Фомкина, где декларируется интерьеры прошлого века «под винтаж». Вполне реальным фактором для предполагаемой причины продажи «Аренды» –аренда. Бизнес, особенно в центре Москвы, сталкивается с постоянным повышением цен, и при новых условиях может не получатся сохранить тот же уровень дохода.
Ивановская горка — район, который действительно можно назвать одним из самых потрясающих в Москве. Но могут ли такие люди, как Никита, превратить это место в настоящий рай?
Мы все живем на разных плоскостях. Для кого-то рай — это шумные модные Патрики, а для кого-то Горка уже идеальна, ведь коренные москвичи с теплотой говорят о ее улочках, старинных особняках и неспешном ритме жизни.
А избранная молодежь видит здесь своё место, где можно уютно укутаться в плед в гостях у Фомкина. И в этом сила Горки — это нишевое место, которое не стало территорией массового потребления в гонке за вычурным антуражем.
Кто-то, как тот же Карлсон, прилетает к Малышу за любимой и знакомой по вкусу порцией варенья. И это место, возможно, уже рай для тех, кто не хочет изменять себе.
Текст: Ангелина Фролова Фото: Ангелина Фролова
