Золушка и Румпельштильцхен
Бабетт Кол, «Принц Золушок»
О том, что женщин в детской книжке показывают как-то иначе, чем мужчин, исследователи задумались в 70х годах XX века. Одно из самых известных исследований того времени — это работа Ленор Вайцман, Деборы Эйфлер, Елизабет Хокада и Кэтрин Росс, которая называется «Генденрная социализация в книжках-картинках для дошкольников». Они изучили книжки картинки, удостоенные медали Калдекота, премии Ньюберри и еще нескольких крупных премий в области детской литературы за 40-60ые годы и пришли к выводу, что соотношение мужских и женских персонажей-протагонистов, а так же упоминание мужских и женских персонажей в названиях книжек-картинок составляет 11 к 1 в пользу мужских соответственно.
Дебора Андервуд и Меган Хант, «Interstellar Cinderella»
Мальчиков в 11 раз больше чем девочек. В 11, Карл. Этот чудовищный дисбаланс наделал тогда много шуму: и среди исследователей, и среди педагогов, и среди издателей. Например, крупный американский медиахолдинг McGraw-Hill выпустил инструкцию, как избежать дискриминации по половому признаку в детской литературе. Подобные инструкции выходили и для СМИ, и для учителей в школах. Результат: в 2006 году в своем исследовании «Гендерные стереотипы и недопредставленность женских персонажей в 200 популярных книжках-картинках: обновления относительно 21 века» американские исследователи Микол Гамильтон, Давид Андерсен, Мишель Броудус, Кейт Янг пришли к выводу, что соотношение мужских и женских персонажей-протагонистов а так же упоминание мужских и женских персонажей в названиях книжек-картинок составляет 2 к 1 в пользу мужских. Надо, конечно, посмотреть, что там со статистикой в данный момент, но вообще-то статистика — не самая увлекательная часть нашей истории.
Дебора Андервуд и Меган Хант, «Interstellar Cinderella»
Потому что, сюрприз, важно не только количество женских персонажей в книжке-картинке, но и тот способ, каким они представлены в детской книге. Если раньше подавляющее большинство женских персонажей исследователи описывали, как зависимых, подчиняющихся, пассивных и традиционных (в смысле рода деятельности, костюма и транслируемых ценностей), то в современной ситуации все больше и больше женских протагонистов берет на себя роль помощниц, спасительниц, активных и творческих единиц. Мой любимый пример — «Interstellar Cinderella» Деборы Андервуд и Меган Хант. Их Золушка не ждет спасения, фея-крестная (которая вообще-то фея-робот) нужна ей лишь для того, чтобы снабдить деятельную, самостоятельную героиню инструментами для ремонта космического корабля, а на предложение о замужестве, которое Золушка получает в конце книги после того, как спасает принцу жизнь, современная героиня отвечает: «Я слишком молода для брака, но я согласна стать вашим старшим механиком».
Дебора Андервуд и Меган Хант, «Interstellar Cinderella»
Еще крутой кейс — книга Бекки Мур, Шарлоты и Адама Гиллиама «Золушка и невероятные техно-тапки». Здесь отец Золушки работает на фабрике по производству игрушек, которая находится на грани разорения. Новая жена отца хочет заставить Золушку убираться, однако Золушка вместо того, чтобы выкидывать сломанные игрушки в мусор, создает из них невероятные техно-тапки, которые производят фурор на балу игрушечных мастеров, и это спасает семью от банкротства. То есть внезапно Золушка выступает не только как активный персонаж, самостоятельно вершащий свою судьбу, но и как изобретательница и как спасительница — все это роли классической принцессе до недавнего времени фактически недоступные.
Бекки Мур, Шарлотта и Адам Гиллиам, «Золушка и невероятные техно-тапки»
Но и это не все. Потому что в книжке картинке есть не только текст, но и угадайте что? Верно! Male gaze — тот самый мужской взгляд, который в кино заставляет Сигурни Уивер ходить голой посреди хоррора, а в детской сказке изображает любую героиню как даму в беде вне зависимости от сюжета и ее роль в нем. Искусствоведка Эрика Джарвис в своем исследовании «Переосмысление женственности в детских книжках-картинках»поделила персонажей на активных и пассивных, на зависимых и независимых, исходя из тех композиционных приемов, которые использует художник. Например, зависимый, пассивный персонаж статичен: он часто сидит на месте, лежит или вовсе спит. Любое действие, которое совершается в кадре, совершается с ним, но не им самим. И если мы посмотрим на детские книжки-картинки XX века, мы моментально поймем, о чем речь.
Поль Зелински, «Румпельштильцхен»
Вот, скажем, иллюстрации Поля Зелински к классической сказке братьев Гримм «Румпельштильцхен» 1986 года. Сюжет сказки на первый взгляд может показаться историей о чудесном помощнике, который выручает классическую даму в беде. Однако мельникова дочь — не Золушка, а Румпельштильцхен — отнюдь не фея крестная. За свою помощь Румпельштильцхен требует оплату в виде первенца мельниковой дочери, и та бросает ему вызов, тем самым переводя сюжет в плоскость борьбы с дьяволом за душу и жизнь. Дочь мельника спасает ребенка и выходит победительницей, то есть проявляет себя, как активная единица, однако Зелински совершенно игнорирует деятельный характер главной героини. «С самых первых страниц дочка мельника изображается разговаривающий, думающей, плачущей и даже спящей. Все это признаки пассивного персонажа,» — пишет Джарвис, и, о, тут сложно поспорить.
Поль Зелински, «Румпельштильцхен»
А теперь давайте посмотрим на то, как изображен сам Румпельштильцхен. На каждой иллюстрации он предельно динамичен: он скачет, размахивает руками, топает ногами и нависает над дочерью мельника. Он занят работой (прядет золото), выступает в качестве наставника и движущей силы в сюжете. То есть, вся работа, проделанная дочкой мельника, ее победа над темными силами и ее способность постоять за себя и близких абсолютно нивелируются за счет художественных решений иллюстратора.
Роза Варцилек, «Румпельштильцхен»
В качестве сравнения можно привести в пример иллюстрации к «Румпельштильцхену» австрийской художницы Розы Варцилек. Книга с ее иллюстрациями вышла в 1970 м году, то есть даже раньше, чем книга Зелински, однако выбранная Варцилек манера делает книгу гораздо более адекватной текущему социальному контексту. Здесь дочка мельника сама прядет золото из соломы, она передвигается по городу, танцует и качает колыбель. Не Румпельштильцхен снимает с безвольной руки золотую цепочку в оплату долга, она сама передает демону украшение. Одним лишь этим (а так же — выбором иллюстрируемых сцен, ведь если у Зелински на первый план всегда выходит Рупельштильцхен, и сложно найти разворот, где бы он не появлялся, то Варцилек сосредотачивает свое внимание на дочке мельника) Варцилек удается донести, кто на самом деле главной герой сказки.
Роза Варцилек, «Румпельштильцхен»
Last but not least. Вопрос гендерного равноправия шире репрезентации женщин. Гендерные стереотипы касаются всех. Тому, как гендерные стереотипы обуславливают восприятие мужчины, посвящена, например, книжка-картинка Бабетт Кол «Принц Золушок» — травести о трепетном златокудром мальчике, чьи старшие братья — типичные «альфа-самцы»: они огромные, сильные, волосатые и ездят на быстрых тачках. Все, о чем мечтает Золушок — это быть таким же большим и волосатым. И однажды к нему прилетает фея-крестная и «исполняет» его желание. Герой тут же понимает, насколько это было тупо: в своем новом обличии он не может попасть в бальный зал и потанцевать с принцессой. Более того — принцессе вовсе не интересны большие, сильные и волосатые альфа-самсы, она вообще по трепетным юношам на самом деле.
Бабетт Кол, «Принц Золушок»
Таким образом то, что началось как борьба за права женщин, со временем становится борьбой за право каждого чувствовать себя свободным и ценным.
Бабетт Кол, «Принц Золушок»
Источник: https://t.me/skafki_channel/133
